Стихи и песни про верблюдов

Статус верблюдов в поэзии всегда был особенным. Они стали источником вдохновения для многих поэтов, позволяя им выразить своеобразную грацию и уникальность этих животных. С множеством рифм и ритма, стихи про верблюдов добавляют интригу и загадочность тексту.

Верблюды, их грациозность
Их спину угадать сложно
Они путешествуют беззаботно
Создавая свои следы в песке

Убийственная жара им не помеха
Они переносьят море пустыни
С их упряжью из других мест
Они бесстрашны и готовы двигаться

Верблюды, с шеей изогнутой
Они величественны и таинственны
Проницательный взгляд и высокая стать
Они вызывают восхищение и страх

Использование верблюдов в поэзии становится вызовом для поэта. Ведь рифма и ритм - две важные составляющие стихотворения, а облегчить задачу без использования стихов можно только тем, что стихи описывают. При создании описания верблюда, поэт вынужден полагаться на свое благообразие и воображение, чтобы передать читателю его элегантность, изящество и загадочность.

Верблюды - символ пустыни, и они всегда берут на себя груз и жару солнца. Их спина приспособлена для переноса грузов, и они проходят долгие расстояния, несмотря на жару и песчаные бури. Поэтому каждая упругость и пружинность их шагов должна быть описана таким образом, чтобы читатели ощущали, как они переносят обузу путешествия.

Грация верблюда проявляется не только в его движениях, но и в его величественности. С изогнутой шеей и проницательным взглядом, верблюды восхищают и пугают одновременно. Это создает атмосферу загадочности и таинственности, вызывая у читателя неподдельный интерес.

Таким образом, верблюды в стихотворной поэзии вносят особую магию и привлекают внимание читателей с помощью своей элегантности и загадочности. В то же время, задача поэта становится непростой, ведь он должен создать образ, который вызывает эти ощущения без использования стихотворных элементов. Описывая верблюдов в прозе, поэт призван передать читателю их уникальность и символическую силу, отразив их красоту и величие.

В кибитках у колодцев ночевать
Случалось и неделями подряд.
Хозяева укладывали спать
Ногами к Мекке, —
Помни шариат!
В далекие кочевья ты проник,
Не выучил, а понял их язык,
Которому научит навсегда
Слегка солоноватая вода.

Ты загорел под пламенем лучей,
С судьбой дехкан связал судьбу свою
Ты выводил отряд на басмачей
И потерял товарища в бою.

Был враг разбит.
Но тихо друг лежал.
И кровь еще сочилась из виска.
Ты сам его обмыл и закопал
И взял с могилы горсточку песка.
И дальше жил, работал, отдыхал…
В колючие ветра и в лютый жар
Живую воду запасал в меха,
На дальние колодцы уезжал.
Песок и небо тянутся кругом…
Сухой полынью пахнет хорошо…

Ты телеграммой вызван был в обком
И распрощался.
И верблюд пошел
Верблюд пошел, вздыхая и пыля.
Цвели узбекистанские поля.
Навстречу из Ташкента шли сады,
Текли арыки, полные воды,
Стояли голубые тополя,
Верхушкой доставая до звезды,
И сладко пахла теплая земля.

Партсекретарь ладонь держал у глаз,
Другой рукой перебирал листы.
Партсекретарь сказал, что есть приказ, —
Немедленно в Москву поедешь ты.

Ребята проводили на вокзал,
Махнули тюбетейками вослед.
Ты многого, спеша, не досказал,
Не разобрал: доволен или нет.
И огляделся только лишь в Москве.
Перед вокзалом разбивали сквер.
В киоске выпил теплое ситро.
«Каким трамваем-» —
Продавца спросил.
И улыбнулся:
«Можно на метро! »
И улыбнулся:
«Можно на такси! »

Направили во Фрунзенский райкам,
Нагрузку дали, взяли на учет.
И так ты зажил, временем влеком.
Ему-то что! Оно, гляди, течет.
Оно спешит.
И ты, и ты спеши.
Прислушивайся. Песню запевай.
Товарищи, как всюду, хороши.
Работы, как и всюду, — поспевай!
Загара не осталось и следа,
И все в порядке.
Только иногда,
Когда в Москве проходит первый дождь,
Последний снег смывая с мостовой,
И ты с работы запоздно придешь,
Негромко поздоровайся с женой.
Ты чувствуешь -
Скорее выпей чай,
Большую папиросу закури.
А спросит, что с тобой:
Не отвечай.
А спросит, что с тобой:
Не говори.
И сделай вид, как будто ты уснул,
Зажмурь глаза, а сам лежи без сна…

В пустыне зацветает саксаул.
В пустыне начинается весна.
Внезапный ветер сладок и горяч.
Идут дожди. Слышней шакалий плач.
Идут дожди который день подряд,
И оползает глиняный дувал.
Перед райкомом рос кривой гранат.
Он вдруг, бывало, за ночь зацветал.

И тихо встань. И подойди к столу,
Переступая с пятки на носок.
Там,
В баночке,
Прижавшийся к стеклу,
Живет руками собранный песок.
От одиночества и от тоски
Он потускнел,
Он потемнел,
Притих…

А там лежат начесами пески,
И ветер разворачивает их.
Насущный хлеб, насущная вода,
Оазисы — цветные города,
Где в улицах висит прозрачный зной,
Стоят домишки к улице спиной,
Они из глины, и они низки.
И посреди сгущающейся тьмы
Бесшумные сухие старики
Высоко носят белые чалмы.

Народ спешит.
И ты, и ты спеши!
Скрипит арба, и кашляет верблюд.
На регистане новые бахши
«Последние известия» поют.
Один кончает и в поднос стучит,
Глоточек чая пьет из пиалы.
… Безлунна ночь, дороги горячи,
И звезды невысокие белы…

Уже светает… За окном — Москва…
Шуршит в ладони горсточка песка.
«Не забывай своих земных дорог.
Ты с нами жил… Тебя мы помним, друг.
Ты нас любил… Ты много нам помог... »

Рабочий день восходит на порог,
И репродуктор запевает вдруг.
Как широка она и как стройна,
Большая песня наступленья дня!
И в комнату врывается страна,
Великими просторами маня,
Звеня песками, травами шурша,
Зовя вскочить, задумчивость стряхнуть,
Сверкающие окна распахнуть,
Освобожденным воздухом дыша,
Ветрам республик подставляя грудь.

1936

Ему ни в чём завидовать не буду –
По мне уж лучше быть конём в пальто.
Не повезло горбатому верблюду:
Верблюдом не желает быть никто.

А попади верблюд в родное стадо,
А в нём буквально все на всё плюют,
Вот где ему доказывать не надо,
Что он, большой, горбатый, не верблюд.

В знойной солнечной пустыне,
Где жара все обжигает,
Как и раньше, так и ныне,
Верблюжонок проживает.

Он питается колючкой,
Пьет водички много-много,
Ну, а если небо тучкой,
Вдруг укроется немного,

Радости тут нет предела,
Ведь водою можно будет,
Все горбы наполнить смело,
И о жажде позабудет.

Так привык он жить в пустыне,
Так и папа с мамой жили,
Как и раньше, так и ныне,
Про запас водичку пили.

Когда-то верблюды крылатыми были.
Носили верблюды громадные крылья.
Летали верблюды в заморские дали,
И небо им даже орлы уступали.

И следом верблюжьим, не ведая страха,
Летела на юг перелётная птаха.
И слух о верблюдах дошёл до людей:
«Верблюды летают быстрей лошадей! »

Подумали люди: «Навьючим тюками,
Приручим и будем летать облаками! »
Когда караван отдыхал под барханом,
Со свистом взметнулся аркан за арканом...

Сильны были люди. Верблюды — горды.
И крылья верблюды сложили в горбы.
О том, что когда-то крылатыми были,
Забыли верблюды... И люди забыли.

Верблюд решил, что он жираф,
И ходит голову задрав,
У всех он вызывает смех,
А он верблюд плюет на всех.

Стоит верблюд, красив и горбат.
Стоит верблюд, ничему не рад,
На холме, впереди небосклона
Грустит под красной попоной.

Сейчас на него взберусь
И - до свиданья грусть.

– Э-ге-гей! Смотрите люди –
Я катаюсь на верблюде!
У верблюда – два горба
И попона – без герба.

Посмотрите: рядом - пони,
Пони –маленькие кони.
Белогривые – в поклоне,
Герб – на вышитой попоне.

На гербе – верблюд трёхгорбый,
На верблюде – всадник с торбой.
Всадник с торбой смел и горд,
Он и есть тот третий горб!

Полюбуйтесь! Посмотрите!
Что хотите говорите,
Но... верблюд мой с видом гордым
Стал из-за меня трёхгорбым!

Вы не знаете, ребята,
Почему верблюд – горбатый?
Горбы бродяги-чудака
В дороге вместо рюкзака.